Неразменный рубль Николая Лескова
Б. Б. Бицоти
«Бумажный кошмар»
В то время как большинство европейских стран, пережив инфляционные шоки и страсти по бумажным деньгам, по примеру Англии перешли к золотому мономонетаризму, в Российской империи по-прежнему были в ходу ничем не обеспеченные кредитные билеты. Постоянные колебания вексельного курса заставляли часто пересчитывать все цены, в результате чего возникал лаж-надбавка при покупке на бумажные деньги. Проблема металлического обеспечения национальной валюты передавалась по наследству от одного министра финансов другому. Планы министра Рейтерна по введению свободного размена были сорваны начавшейся второй восточной войной, отбросившей Россию далеко назад в экономическом развитии. Единовременная эмиссия 400 миллионов на покрытие военных расходов сказалась, как обычно, не в текущем, а в последующих периодах.
Шаткое положение национальной валюты усугубилось с началом мирового аграрного кризиса: падение цен на зерно, являвшееся основным российским экспортным товаром, болезненно ударило по хозяйству страны. Положение становилось угрожающим: к началу 1883 года бумажный рубль стоил 66 копеек рубля серебряного, в то время как вексельный курс серебряного рубля на мировом рынке достиг отметки 245,5 франка за 100 рублей и продолжил падение (табл. 1).
Однако у стабильного рубля были не только внешние враги. Крупным помещикам инфляция была выгодна: они могли вырученное за границей золото обменять на большее количество кредитных билетов за счет большого лажа. Именно поэтому правительство долгое время не решалось затронуть их интересы.
Что же ожидало российский рубль в будущем? Ведь следующей за кризисом является, как известно, фаза депрессии. Отсутствие устойчивой валюты мешало развитию промышленности, ослабляло ее связи с мировым рынком. При этом статус аграрного придатка, или, как это изящно сформулировал «Русский вестник», «житницы Европы», многих вполне устраивал. «Если мы не догадаемся вовремя захватить в свои руки монополию в нефтяном производстве и в переработке имеющих обширную будущность продуктов нефти, — деликатно предупреждал редактор „Русского вестника“ Катков, — то, может быть, в непродолжительном времени нам придется облагать пошлиной ввозимые нам масла, выработанные из нашей же нефти».
План министра-реформатора
Рецепт оздоровления денежной системы, по мнению министра-реформатора, был очевиден. Россия не станет проводить деноминации (денежной реформы за счет беднейших слоев). Бунге поставил перед своим министерством воистину титаническую задачу: вернуть российскому рублю его нарицательную стоимость! Для выполнения этой задачи был необходим целый комплекс мероприятий, таких как оживление торгового баланса, введение протекционистских мер, прекращение выпуска необеспеченных рублей и чеканка достаточного количества металлических денег. Проведя консолидацию необеспеченных кредитных билетов, министр запланировал последовательное насыщение внутреннего рынка металлическими деньгами, ведь введение свободного размена предполагает наличие такого запаса золота и серебра, который позволяет установить свободный размен бумажных денег по существующему курсу.
В декабре 1882 года Бунге внес в государственный совет план восстановления металлического обращения. 10 марта 1883 года предложения Бунге были рассмотрены на заседании соединенных департаментов экономии, законов и гражданских и духовных дел. Проект натолкнулся на сопротивление оппозиции. Разрешение заключения сделок и расчетов за монету могло подорвать доверие к кредитному билету. Оно также было чревато возможным оттоком металла за границу. Признавая ходатайство министра финансов в принципе правильным, департаменты сочли предлагаемую меру несвоевременной и рискованной. Вера в кредитные билеты была слишком сильной: сторонники бумажных денег могли легко сослаться на французский опыт. Ведь именно запрет размена и выпуск новых банкнот меньшей стоимостью позволили Франции в короткий срок ликвидировать последствия франко-прусской войны и выплатить многомиллионную контрибуцию. Однако во Франции, возражал компетентный министр, все это время в банках имелся достаточный запас металлических денег. В России же такого запаса нет. «Нетрудно понять, — писал Бунге в своей „Заметке о настоящем положении нашей денежной системы“, — что регулирование 730 млн руб. на монету с помощью 153 млн, находящихся в разменном фонде, совершенно невозможно». В начале 1884 года министр финансов дал распоряжение приступить к накоплению золота на текущем счете казначейства в госбанке.
Персона нон грата
Но в каком отношении к «неразменному рублю» Бунге состоит «неразменный рубль» Лескова? Может быть, здесь имеет место лишь пресловутое внешнее сходство с прозой автора? Как отличить, говоря языком критиков Лескова из леворадикального лагеря, «случайные» сходства прозы Лескова с фактами действительности от «неслучайных»?
Как и Бунге, Лесков когда-то принадлежал к киевскому кругу либералов-реформаторов. Здесь в пятидесятых годах сформировалось мировоззрение Лескова, завязались нужные контакты, началось сотрудничество в «Экономическом указателе». Но язвительные статьи в газете «Северная пчела», а также атака на нигилистов и «Современник» Николая Некрасова закончились бойкотом со стороны левых. Потерпев как публицист сокрушительное поражение в острой полемике со столичными леворадикальными изданиями, Лесков вскоре стал профессиональным беллетристом, а следовательно, в известном смысле самоустранился от участия в общественно-политической дискуссии.
Не предполагал широких дискуссий по экономическим вопросам и новый политический курс. Силам реакции нужны были проверенные люди, а писатель Лесков к ним не относился. В «Русский вестник», где велась основная дискуссия, после разрыва с его бессменным редактором Катковым путь Лескову был закрыт, а журнал «Отечественные записки», в которых Лесков однажды дебютировал как экономический обозреватель, доживали последние дни. Возглавляемая реакцией атака на сторонников реформ, начавшаяся с отставки министров-реформаторов, не обошла стороной и служителей муз: в начале 1883 года определением нового министра народного просвещения Лесков был отчислен от министерства за «несовместимость» его литературных занятий со службой, а в начале нового 1884 года фамилия Лескова оказалась в списке ста двадцати пяти книг, подлежащих согласно «высочайшему повелению» (от 5 января) изъятию из библиотек. Писатель, рассказами которого умилялась императрица Мария Александровна, супруга покойного императора, при новом курсе становится персоной нон грата. Лишившись скудного министерского жалованья, Лесков вновь оказывается целиком и полностью зависимым от авторских гонораров, в то время как издателей, желающих нажить себе проблемы, печатая одиозного автора, становится все меньше и меньше. В этот драматический момент Лескову и подвернулся случай пристроить рассказ в популярный журнал для детей.
Сказки для взрослых
Поверье, о котором говорит Лесков, не является литературной мистификацией. Уже в первом издании Толкового словаря живого великорусского языка Владимира Даля есть заметка о неразменном рубле. Здесь и возникает лесковский гротеск — обращение к народной этимологии популярного финансового термина. Этот гротеск есть в самом соседстве России «банковского периода» — как ее в шутку называл Лесков — с Россией отсталой, крепостнической, где при продолжающемся экспорте зерна за границу ведется затратное железнодорожное строительство и печатаются «неразменные рубли».
Так, поднимая народный сказ до современной литературной формы, Лесков начинает свою «рождественскую проповедь», а по сути — свою программу выхода из кризиса. Это прежде всего программа нравственного прозрения.
В конце рассказа, после всех перипетий с неразменным рублем, герой Лескова получает в подарок на Рождество серебряный рубль. Рубль неразменный, оказавшись пустым сном, научил мальчика правильно пользоваться рублем твердым, серебряным. Что это, если не своеобразная аллегория возврата к металлическому обращению и твердому курсу?
Лескова не стоит причислять к апологетам металлического обращения. Ирония писателя глубже и ядовитее. Здесь в рассказчике-беллетристе узнается Лесков-публицист. Это старая лесковская максима, к которой автор пришел в острой полемике с леворадикальными изданиями и своим главным оппонентом — еще одним выходцем из «николаевской России» — Николаем Чернышевским. «Что истины нет ни в одной из так называемых „экономических систем“, — писал когда-то Лесков, рецензируя „смешной“ с точки зрения искусства роман „Что делать?“, — это ясно, как солнце, для каждого, кто изучал эти системы и обдумывал их без предвзятых решений».
Несмотря на мнение о нем левых радикалов, Лесков не был ни монархистом, ни реакционером. Он с самого начала стоял на позициях умеренного либерализма и пережил полное банкротство своей гражданской позиции вместе с крахом либеральных реформ, кровавую точку в которых поставило убийство царя-освободителя. Проекты бездефицитного бюджета, золотого обеспечения национальной валюты для Лескова — суть те же сказки, которыми тешат себя взрослые. Таков вердикт прорицателя, испытавшего всю горечь от крушения реформаторских иллюзий, писателя, острее других переживающего трагизм своей эпохи.
Планам Бунге действительно не суждено было претвориться в жизнь. К дискуссии о неразменных деньгах, как и прежде, присоединилось большое число невежд и демагогов: финансовая политика Бунге была встречена в штыки. Атаку на министра финансов повели его бывшие сторонники, и Бунге, отменивший двухвековую обременительную подушную подать, вскоре покинул министерский пост, так и не завершив проекта введения свободного металлического размена.
Казалось бы, язвительный скептик Лесков оказался прав. Но писатель всегда был выше мирской суеты. Подобно своим упрямым, несломленным героям-праведникам, Лесков, узнав о своем увольнении, отказался подавать прошение об отставке. На вопрос министра просвещения: «Зачем вам такое увольнение?» — Лесков ответил дерзко и недвусмысленно: «Для некролога. Моего и вашего».
Не случайно история о «неразменном рубле» автора, не упускавшего в жизни случая выказать презрение суете, имеет романтический финал. «Неразменный рубль, — заключает автор рассказа, — это талант, который Провидение дает человеку при его рождении. Талант развивается и крепнет, когда человек сумеет сохранить в себе бодрость и силу на распутии четырех дорог, из которых с одной всегда должно быть видно кладбище. Неразменный рубль — это есть сила, которая может служить истине и добродетели, на пользу людям, в чем для человека с добрым сердцем и ясным умом заключается самое высшее удовольствие».
Лесков знал о своем таланте. Он также знал цену этому таланту и не дал ему растратиться зря. Это талант рассказчика, великого сказителя Русской земли, к героям которого за примером мужества и стойкости обращались и обращаются многие поколения людей.
Его называли самым национальным из писателей России. В духовном формировании Лескова немалую роль сыграла украинская культура, которая стала ему близкой за восемь лет киевской жизни в юные годы, и английская, которую он освоил благодаря многолетнему тесному общению со старшим родственником со стороны жены А. Скоттом.
Лесков начал печататься сравнительно поздно, на двадцать девятом году жизни, поместив несколько заметок в газете «Санкт-Петербургские ведомости»
В начале своей литературной карьеры Н. С. Лесков сотрудничал со многими петербургскими газетами и журналами, более всего печатаясь в «Отечественных записках», «Русской речи» и «Северной пчеле». В «Отечественных записках» были напечатаны «Очерки винокуренной промышленности», считающиеся первой крупной публикацией Н. С. Лескова.
В начале творческой деятельности Лесков писал под псевдонимом М. Стебницкий. Впервые псевдонимная подпись появилась 25 марта 1862 года под первой беллетристической работой Лескова «Погасшее дело» (позже — «Засуха»). Николай Семенович использовал ее до 14 августа 1869 года. После этого временами он подписывался «М. С.», «С.» и, наконец, в 1872 году — «Л. С.», «П. Лесков-Стебницкий» и «М. Лесков-Стебницкий».