Экспедиция о государственных доходах в Отечественной войне 1812 года

Н. А. Разманова

В этом году наша страна отмечает двухсотлетний юбилей победы над Наполеоном в войне 1812 года. Мы отдаем дань уважения и восхищения героизму русской армии, полководцев, всему русскому народу, но судьбу войны решают не только победы на полях сражений.

В России враг... и спит наш гром!

Почто не в бой? Он нам ли страшен?

Уже верхи смоленских башен

Виются пламенным столбом.

Се вестник кары — вражьей траты:

Их кровь жар мести утолит!

К мечам! Вперед!

1812 г.

М. В. Милонов,

чиновник Экспедиции

о государственных доходах

Материальное и финансовое обеспечение армии имеет жизненное значение. Во время войны со Швецией Петр I, учреждая в 1711 году Правительствующий Сенат и придавая ему функции финансового управления, выразил эту идею известными словами: «Деньги суть артерии войны».

Через сто лет Россия столкнулась с новым вызовом Запада. Военные успехи французской армии привели к небывалому расширению империи Наполеона. Только Россия оставалась на пути к мировому господству императора французов. Наполеон, начиная русскую кампанию, говорил: «Через пять лет я буду господином мира, остается одна Россия, но я ее раздавлю...»1. В начале 1812 года у западных границ России скопилось до 600 тыс. солдат и офицеров наполеоновской армии. России грозила война, в этом противостоянии перед ней вновь явилась острейшая проблема снабжении армии. В то время министром финансов и одновременно исполняющим должность государственного казначея был Дмитрий Александрович Гурьев, чье руководство деятельностью Экспедиции о государственных доходах по обеспечению русских армий денежными средствами во время Отечественной войны 1812 года следует рассматривать в числе факторов победы. Д. А. Гурьев, являясь высшим должностным лицом, опирался на непосредственных руководителей Экспедиции о государственных доходах, о которых до настоящего времени ничего известно не было, так как финансовое управление осуществлялось негласно, а в условиях войны — в глубокой тайне. Развернувшееся изучение истории Казначейства России позволяет назвать их имена и кратко очертить их деятельность в 1812 году.

Казначеи в преддверии войны

В начале 1812 года нашествие Наполеона на Россию представлялось уже неизбежным, поэтому в преддверии войны был учрежден Секретный комитет финансов, в который вошли председатель Комитета министров Н. И. Салтыков, И. В. Васильчиков и Д. А. Гурьев. Первоначально Секретный комитет назначал выдавать суммы на военные нужды из Главного казначейства, капиталов Заемного банка, приказов общественного призрения, а также перераспределяя средства, предназначенные другим министерствам2. Д. А. Гурьев оформлял решения Комитета в виде циркуляров и направлял их в Экспедицию о государственных доходах, которая в свою очередь давала предписание для Казначейства остаточных сумм в Петербурге. На основании Манифеста 9 апреля 1812 года Государственное казначейство получило распоряжение Комитета на выпуск государственных облигаций «для безостановочного удовлетворения чрезвычайных воинских расходов» в размере 10 млн руб.

Манифест объявлял, что облигации государственного казначейства будут выпущены номиналом в 200 и 500 руб. «по шести на сто» сроком на один год. В течение этого срока военное министерство получало право расплачиваться облигациями по уже заключенным «нарядам», а с продавцами за наличные деньги — только при их согласии. Через год облигации разрешались к приему вместо наличных денег в платеж податей, недоимок, пошлин и прочих государственных сборов3. «Исчислениями» фискального эффекта выпуска облигаций занимались старшие бухгалтеры Экспедиции о государственных доходах С. Кандалинцев и П. П. Янжул-Михайловский, ставший в 1830-х годах вице-директором Департамента государственного казначейства. Общее руководство лежало на управляющем Экспедицией К. А. Лубъяновиче и старшем советнике И. И. Розенберге, который станет в 1821 году первым директором Департамента государственного казначейства4. Слабые попытки избежать необеспеченной эмиссии ассигнаций дали 10 млн руб. облигациями внутреннего займа и еще 10 млн за счет мобилизации наличных сумм из казенных кредитных учреждений и средств казначейства5.

Между тем И. И. Розенберг, составлявший государственную роспись еще при первом государственном казначее А. И. Васильеве, составил по указанию Д. А. Гурьева роспись на 1812 год. В ней был показан дефицит в 52 млн 680 тыс. руб., при этом из 308 млн 262 тыс. ожидаемых поступлений на военное ведомство первоначально по смете предполагалось израсходовать 153 млн 650 тыс., а сверх сметы еще 8 млн 678 тыс. руб.6 В целом предполагалось потратить на военные нужды почти 52,7 % годового бюджета. В мае Комитет, обсудив неутешительные итоги экономии, признал, «что необходимо должно будет прибегнуть к чрезвычайным мерам для доставки способов к удовлетворению всех нужд» действующих армий, подразумевая под этим необеспеченную эмиссию. Но, поскольку Манифест 1810 года, принятый на основании «Плана финансов» М. М. Сперанского, возвещал о прекращении эмиссии, Комитет мог «принять меры достаточным образом на всевозможные случаи» только с санкции императора Александра I.

В преддверии войны деятельность Экспедиции о государственных доходах получила новое направление. В соответствии с первоначальным планом военные силы России на западной границе численностью около 200 тыс. человек были разделены на две армии. Одна из них, под командованием М. Б. Барклая де Толли, была сосредоточена в Виленской губернии, а вторая, под командованием П. И. Багратиона, — в Гродненской губернии. Старшие советники Экспедиции И. И. Розенберг и А. И. Миллер на основании распоряжения Секретного комитета финансов занялись «исчислением сумм, потребных на выдачу войскам действующих армий прибавочного жалованья»7. Затем последовали расчеты денежных средств на добавочные мясные, рыбные и винные порции, «выдачи генералитету, штаб- и обер-офицерам» на содержание верховых лошадей. По требованию военного министра М. Б. Барклая де Толли тогда же, весной 1812 года, были произведены расчеты дополнительных денежных средств «на экстренные расходы» военного министерства в связи с предстоящей войной с Наполеоном. Все требования военного министра сопровождались пометками о чрезвычайной срочности снабжения армий денежным довольствием, что приводило к весьма напряженной работе Экспедиции о государственных доходах8.

С началом войны, в июле 1812 года, в счете Главного казначейства о расходах военного и морского министерств, подготовленного под руководством И. И. Розенберга для Комитета финансов, были показаны уже реальные размеры экстренных трат в первое полугодие — 19 млн 973 тыс. руб.9 Император, учитывая представленные ему расчеты и продолжавшие поступать требования денег из армий и от морского министра, наложил резолюцию: «Определительно назначить ныне, сколько еще сумм востребуется на непредвиденные расходы военные невозможно, следует же министерству финансов приискать все средства, дабы иметь в запасе досрочно сумм на случай их востребованности». Первоначально речь шла о «заготовлении» 31 млн руб. ассигнациями10.

В первый период войны русская армия отступала, яростно сражаясь, оставляя «недаром» за собой «сожженные пожаром» города и села. Тяжелые потери имелись с одной и другой стороны, но потери Наполеона оказались невосполнимыми, а русские войска в конце лета 1812 года стали пополняться мобилизованными, обмундированными и вооруженными резервами. В декабре 1812 года, после изгнания французов, счет Казначейства о военных расходах показывал 221 млн 747 тыс. руб. ассигнациями11. Все эти расходы были покрыты за счет эмиссии, так как после резолюции Александра I повеления Комитета о выдаче сумм сопровождались указанием — «из Ассигнационного банка» с последующим возвратом в банк. Этим создавалась правовая норма для изъятия из обращения этих сумм после окончания войны с Наполеоном12.

Необеспеченная эмиссия ассигнаций усиливала угрозу роста инфляции, вместе с тем именно так было осуществлено финансовое обеспечение армии, которой предстояли ожесточенные сражения.

Битва на поле гремела —

битва такой не бывало:

День и взошел и погас

в туче нависнувшей дыма;

Медные пушки, дрожа,

раскалялись от выстрелов частых,

Стоном стонала земля;

от пальбы же ружейной весь воздух

Бурей сдавился сплошной...13

Единство тыла и фронта

Во время войны 1812 года младший советник Экспедиции о государственных доходах Н. Р. Политковский, как и все ее руководители, помимо своих прямых обязанностей выполнял экстренные поручения министерства финансов. Осуществляя необеспеченную эмиссию ассигнаций для покрытия военных расходов, Д. А. Гурьев принял меры, которые, по его мнению, могли смягчить негативный эффект эмиссии. В их числе была операция размена крупных номиналов — 100-, 50- и 25-рублевых ассигнаций на мелкие — 10- и 5-рублевые. Эта операция выходила за рамки технической и имела цель укрепить денежное обращение. Она развернулась под руководством К. А. Лубъяновича и Н. Р. Политковского за несколько месяцев до нашествия Наполеона в Россию14. В начале XIX века товарно-денежные отношения были слабыми, емкость внутреннего рынка России в 1810–1820-х годах была минимальной. Даже в 1830–1840-х годах товарность крестьянского хозяйства не превышала 18 процентов, что свидетельствует о господстве в аграрном секторе натуральных отношений15. 100-, 50- и 25-рублевые ассигнации обеспечивали крупнооптовые торговые операции, расчеты предпринимателей с казной, например по откупам, и ссудные операции. Ассигнации высокого номинала имели хождение в весьма узком кругу поместного дворянства и купцов первой гильдии. В среде мелких товарных производителей — ремесленников, лавочников, городских торговцев вразнос, крестьян, занимавшихся промыслами и торговлей, преимущественно ходили медные деньги — пятак, алтын, копейка и ее производные. Хотя суммы их торговых оборотов были не очень большими, эти слои составляли около 90 процентов населения страны. Гурьев пытался предотвратить обвал курса, сначала законодательно расширяя территорию обращения бумажных денег, а затем создавая условия для их проникновения в самую толщу народнохозяйственной жизни, распространения не только «вширь», но и «вглубь», давая ассигнациям новую в социальном отношении сферу распространения16. Потребностям обращения массы мелких и мельчайших субъектов рынка соответствовали 10- и 5-рублевые номиналы. Они стимулировали развитие товарных отношений, способствовали расширению сферы обращения бумажной массы, упрочивая тем самым бумажно-денежное обращение.

В августе 1812 года операция обмена вступила в новый этап. В министерство финансов пришло донесение Правления Ассигнационного банка, имевшего эмиссионную функцию, о готовности препроводить в Петербургское для остаточных сумм казначейство 500 тыс. руб. ассигнациями для продолжения обмена ветхих и крупных купюр. Начиная с сентября, когда развернулась мобилизация всех ресурсов государства и народа на отпор Наполеону, Экспедиция о государственных доходах стала распределять эту сумму для рассылки в губернии. Под руководством Н. Р. Политковского оформлялись соответствующие распоряжения для управляющего Остаточным казначейством П. Смирнова, который, в свою очередь, распоряжался непосредственной отправкой денег в казенные палаты и уездные казначейства17. В сентябре — октябре 1812 года суммы рассылались в незатронутые боевыми действиями губернии Европейской России — Вятскую, Костромскую, Курскую, Орловскую, Рязанскую, Тверскую, Слободскоукраинскую, Симбирскую, Черниговскую. Выбор этих губерний определялся тем, что в них имелись развитые по тем временам промыслы, а также товарное производство хлеба и продуктов других отраслей сельского хозяйства. Первоначально объемы сумм колебались от 3 до 10 тыс., в ноябре 1812 года в среднем они составляли уже 35 тыс. руб. ассигнациями. Каналами, через которые новые деньги поступали в обращение, по традиции являлись соляные и провиантские конторы, заключавшие казенные подряды с частными поставщиками соли, провианта и фуража для армии. Реже это были конторы почтовые, обеспечивавшие все виды связи и перевод денег, а также межевые конторы. Например, в рапорте Симбирской казенной палаты отмечалось, что жалованье чиновникам по-прежнему «платится в медной монете, а за сукна у фабрикантов казна отпускала ассигнациями»18. Для Эстляндской и Лифляндской губерний, где располагались части действующих армий, было заготовлено дополнительно 400 тыс., которые большими партиями, по 40–50 тыс. руб., отсылались в Вильно непосредственно генерал-интенданту 1-й армии Е. Ф. Канкрину19.

В октябре 1812 года на имя министра финансов поступило письмо управляющего военным министерством А. И. Горчакова, в котором говорилось: «Сибирское генерал-губернаторство во всех своих отношениях при требовании сумм просит об ассигновании в Сибирский край ассигнаций 5-ти и 10-ти рублевого достоинства, извещая, что оных там в казне совсем нет, что обыватели по недостатку медной монеты, или совсем не продают хлеба, или накладывают такую чрезмерную цену, по которой никак нельзя решиться покупать хлеб, что ежели и высылаются от министерства финансов в Сибирь мелкие ассигнации, то в таком ограниченном числе, что не достает оных и на обыкновенные по губерниям расходы». На это Д. А. Гурьев ответил, что ассигнации будут высылаться в Сибирь «по мере возможности удовлетворить сим нуждам без особенных о том просьбах»20.

В результате по распоряжению Экспедиции о государственных доходах, подписанному Н. Р. Политковским, из Ассигнационного банка в Остаточное казначейство для расширения операции обмена на Урале и Западной Сибири было отправлено еще 530 тыс. руб. ассигнациями мелкого номинала. Туда сразу рассылались суммы в размере 20–30 тыс., в Оренбургскую губернию — 95 тыс. По представлению Департамента горных и соляных дел министерства финансов, в Пермскую казенную палату требовалось 400 тыс. «новыми деньгами пятирублевыми ассигнациями» для Горноблагодатского завода, Экспедиции Дедюлинских соляных промыслов, Камско-Воткинского завода. Спустя месяц в Пермский край было выслано еще 100 тыс., в Иркутскую казенную палату «для закупки продукции винокуренных заводов», на «раздачу частным людям» и снабжение воинских команд — 120 тыс. В ноябре 1812 г. из Ассигнационного банка через Экспедицию о государственных доходах в Иркутскую, Тобольскую, Оренбургскую и Пермскую губернии было отправлено 400 тыс. руб.

В декабре для Сибири и Урала, а также в Орловскую, Ярославскую, Вологодскую и Олонецкую губернии для заготовки провианта дополнительно было выслано 310 тыс. руб., мелкими ассигнациями было выслано еще 320 тыс.21 Схожая просьба о восполнении в Черниговской и Полтавской губерниях нехватки мелких ассигнаций поступила к министру финансов и от генерал-губернатора Малороссии Я. И. Лобанова-Ростовского. После этого по распоряжению Экспедиции о государственных доходах из остаточного казначейства туда было выслано по 20 тыс. «на вымен ветхих и крупных» ассигнаций22.

Широко ты, Русь,

По лицу земли

В красе царственной

Развернулася!

У тебя ли нет

Про запас казны,

Для друзей стола,

Меча недругу?23

Продолжение статьи читайте в следующем номере.

1 Цит. по: 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987. С. 4.

2 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 37, 42, 43, 45, 46об., 48.

3 РГИА. Ф. 557, оп. 2, д. 176, л. 4; ПСЗ-1. Т. 32. № 25083. С. 293.

4 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 140—143.

5 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 5, 7об.—8.

6 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 219, 220—220об.

7 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 112, 118.

8 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 118.

9 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 257об

10 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 17об—18, 18об.

11 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 254об.

12 РГИА. Ф. 577, оп. 2, д. 176, л. 42—42об., 43.

13 Глинка Ф. Н. Славное погребение // 1812 год в русской поэзии… С. 81.

14 РГИА. Ф. 557, оп. 1, д. 584, л. 24.

15 Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в. М., 1967. С. 100.

16 Министерство финансов 1802—1902. Ч. 1. СПб., 1902. С. 67—68.

17 РГИА. Ф. 557, оп. 1, д. 584, л. 1об., 2.

18 РГИА. Ф. 557, оп. 1, д. 584, л. 2, 5, 6, 7, 10, 17, 35, 36, 37.

19 РГИА. Ф. 557, оп. 1, д. 588, л. 41.

20 РГИА. Ф. 557, оп. 1, д. 584, л. 61, 62.

21 РГИА. Ф. 557, оп. 1, д. 584, л. 44, 23, 27, 40—40об., 51, 52, 98, 99.

22 РГИА. Ф. 557, оп. 1, д. 584, л. 76, 78.

23 Никитин И. С. Русь // 1812 год в русской поэзии… С. 158.