О чем Маяковский говорил с фининспектором
Б. Б. Бицоти
Как и большинство сочувствующих революции, Маяковский принял известие о начале нэпа стоически. В планы большевиков, законодательно узаконивших отмену частной собственности, изначально входило и уничтожение денег. На столе у Ленина уже лежал проект беспрецедентного декрета об отмене всех налогов. Нэп был принят как временная уступка несознательным элементам ради восстановления разрушенного гражданской войной народного хозяйства. Неудивительно, что многие большевики увидели в этом повороте капитуляцию перед буржуазией. Реакцией на принятие нового курса стали случаи выхода коммунистов из партии и даже самоубийства.
В специально посвященном нэпу стихотворении с длинным названием «Спросили меня раз: “Вы любите ли НЭП?” “Люблю, — ответил я, — когда он не нелеп”»' Маяковский призывает не предаваться упадническим настроениям. Как противостоять нарастающему классу проныр и спекулянтов? Выход один — учиться считать.
Первые шаги
Юность Маяковского прошла в крайней нужде, а первые поэтические опыты в компании коллег-футуристов не принесли заветных гонораров. Как вспоминал в своих мемуарах знавший Маяковского в те годы Корней Чуковский, «в его комнате единственной, так сказать, мебелью был гвоздь, на котором висела его желтая кофта».
Но, как и любой самоотверженный труд, поэзия рано или поздно начинает приносить свои плоды, и вот среди каждодневных писательских будней, скрупулезного поиска новых рифм уже раздается навязчивое «Гражданин Маяковский! Простите за беспокойство».
Если Александр Блок увидел в шагающих революционерах апостолов нового времени, то Маяковскому настырный фининспектор мог показаться скорее спешившимся всадником апокалипсиса. В первые годы нэпа налоговый аппарат находился в стадии становления, и профессиональная подготовка сотрудников финотделов оставляла желать лучшего: полугодичные курсы не могли заменить полноценного финансового образования. Свидетельства тому сохранились в том числе и в литературе. Маститые и молодые сатирики и публицисты не упускали случая пройтись по фининспекторам: незадачливым простаком предстает перед читателем фининспектор в рассказе Валентина Катаева «Поединок». У Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях» «грозный» фининспектор способен напугать разве что клопов — во время инспекции бывшего особняка Воробьянинова Остап слышит доносящиеся из громкоговорителя частушки:
На стене клопы сиделиОднако, несмотря на критику и сопротивление, налоговый аппарат за короткое время сумел возродиться и окрепнуть. Уже к третьему году нэпа налоговые сборы составляли почти половину всех доходов бюджета. Пришло время платить по счетам и «служителям муз».
И на солнце щурились,
Фининспектора узрели —
Сразу окачурились...
Не пасовать перед трудностями, гореть всегда, гореть везде, отвечать стихами на удары судьбы было в характере поэта Маяковского. Но по сравнению с разносом, устроенным им коллегам по литературному цеху в стихотворении «Четырехэтажная халтура» — Госиздат тогда находился в четырехэтажном здании, — «злая» отповедь фининспекторам выглядит как-то беззубо.
Этому есть свои причины. Ведь коллеги по литературному цеху не наделены властными полномочиями. Писатели в отличие от фининспекторов не имели права на опись, арест и конфискацию имущества налогоплательщика. Но кто стал бы поднимать руку на поэта, получившего одобрительный отзыв самого Ленина?
Чтобы разобраться в сути вопроса, постараемся восстановить хронологию событий. Вернувшись в Москву из очередного заграничного турне — Маяковский вновь посетил Берлин и Париж, после чего на пароходе «Эспань» переплыл Атлантический океан и побывал в Мексике и Соединенных Штатах, — поэт получает извещение за № 273 об уплате за второе полугодие налога на внушительную по тем временам сумму в 2335 рублей 75 копеек. Вступая в возраст Христа, поэт, поставивший свое перо на службу советской власти, должен по-прежнему отдавать «кесарю кесарево». Но разве советская власть раз и навсегда не покончила с самодержавием?
Плата по счетам
Несмотря на недовольство литераторов, поэт времен нэпа приравнивался к кустарю-одиночке. И это был вердикт не «меркантильного» Наркомфина, а просвещенного ГУСа''. Как и доходы любого другого кустаря, доходы поэта Маяковского, заключавшего многочисленные договоры с государственными и частными издательствами, подлежали обложению основным для Советской России промысловым налогом. Налог состоял из патентного сбора, вносимого заранее, и уравнительного сбора, начисляемого с оборота. Ставка налога не зависела от заслуг того или иного гражданина перед революцией. Она зависела от банальных, подчас курьезных вещей, таких как численность сотрудников организации, место регистрации, наличие или отсутствие технической оснащенности. По этому поводу Маяковский иронизирует в стихотворении «Верлен и Сезан»:
А тут и ГУСБеззаветное служение революции по волчьим законам нэпа не давало налогоплательщику ни малейших послаблений. Маяковский, когда-то придумывавший остроумные лозунги для Наркомфина в поддержку денежной реформы, призывавший дать бой армии купцов и спекулянтов, должен был платить, как и все, по таксе мещан и обывателей, высмеиваемых им же в стихах и пьесах. Почему между написанием Маяковским известного стихотворения и подачей заявления проходит столько времени? Ведь к моменту официального обращения налогоплательщика в Мосфинотдел книга «Разговор с фининспектором о поэзии» уже издана и открыто продается в Москве. Почему Маяковский медлит?
отверзает уста:
вопрос не решен.
«Который?
Поэт?
Так ведь это ж —
просто кустарь,
простой кустарь,
без мотора».
Ответом, вероятно, могут послужить известные слова, сказанные булгаковскому герою: на свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть кесаря. Уже запущен страшный маховик чисток и репрессий. Государство вот-вот поведет полномасштабное наступление на частный сектор, что станет началом сворачивания нэпа и установления командно-административной системы. Нэп, как и пророчествовали одиозные эмигранты, стал термидором русской революции и привел к власти диктатора.
Вместо гневной отповеди в адрес «фарисеев» из Мосфинотдела из-под пера поэта Маяковского выходит исповедь. Да и заявление, несмотря на подробные выкладки и деловой тон, напоминает скорее челобитную. Здесь для исследователя возникает следующее затруднение. Что же в итоге возымело действие на фискальные органы? Ведь организовать давление на энергичный и независимый Наркомфин находящийся в зените славы было непросто. Вряд ли здесь мог оказаться полезным властный покровитель и поклонник Маяковского нарком просвещения Анатолий Луначарский.
Это давление мог организовать другой человек. Он, как и Маяковский, тоже являлся выходцем из далекой Грузии. Когда-то в юности он тоже писал стихи, но был вынужден забросить лиру в угоду политической карьере. Скорее скупой на слова и «грубый», нежели одаренный поэтическим даром, он, если верить завещанию Ленина, «сосредоточил в своих руках необъятную власть». Он пока еще воздерживается от радикальных мер, но уже через несколько лет основные творцы и идеологи нэпа окажутся в застенках НКВД, а глава Наркомфина Сокольников будет убит в камере по личному приказу Сталина.
Победа над фининспектором
Но вернемся к Маяковскому. Почему расчетливый Мосфинотдел пошел на попятную? Неужели причиной уступки налоговых органов стала пресловутая харизма поэта?
На ум приходят слова философа, сказанные о поэте: «Его величие очевидно». Страны, не имеющие дипломатических связей с Советской Россией, выдавали Маяковскому въездные визы. Даже неприступный Госиздат, присылавший поэту письменные отказы, в конце концов сломался и капитулировал.
Маяковский не принадлежал к молчаливому большинству. Остаться и работать в Советской России было его сознательным выбором. С несправедливым налогообложением надо было бороться точно так же, как боролись с интервенцией и контрреволюцией. Поэт отвечал на вызовы времени так же хладнокровно, как он отвечал на каверзные вопросы публики.
Во время чтения стихов в Берлине, кто-то, памятуя о прежних футуристических опытах Маяковского, спросил: «Почему же вы больше не носите желтой кофты?» Маяковский ответил: «Вы хотите сказать, что я на революции заработал пиджак?». В Москве, на одном из вечеров неожиданно заданный кем-то из публики вопрос: «На чьи деньги вы ездили в Америку?» Маяковский тут же парировал: «На ваши, товарищи! На ваши!».
Рассказывая о своих заработках, Маяковский пояснял: «Я получаю меньше, чем... следовало бы. Расходы все съедают. Учтите: болезни, срывы... переносы, отсутствие сборов — тогда почти убыток...»
Число врагов и злопыхателей поэта с годами скорее росло, чем уменьшалось. Множество вопросов вызывал и используемый автором строй стиха «лесенкой», приносивший Маяковскому, согласно слухам, баснословные гонорары. Один из главных оппонентов поэта, лидер конструктивистов Илья Сельвинский, намекая на лестничные строчки, говорил о «правде рубля», свойственной поэзии Маяковского. В то же время ни для кого не было секретом, что в газетах, печатавших стихи Маяковского, на этот строй при начислении гонораров делали поправку. Так, к примеру, в «Известиях» с Маяковским был заключен договор из расчета 10 копеек за строчку. Сколько таких строк надо написать, чтобы уплатить налог за полугодие в размере 2335 рублей 75 копеек!
На упрек в получении баснословных гонораров более нацеленно Маяковский ответит позже, в своей последней поэме «Во весь голос»:
МнеПолученный вскоре после подачи заявления вердикт Мосфинотдела не оставлял места для сомнений и комментариев. Районная налоговая комиссия согласилась, что «заработок плательщика связан с большими производственными расходами», и снизила сумму налога.
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего но надо.
Страх перед «грозным» фининспектором был преодолен и уступил место сарказму. В написанном вскоре агитационном стихотворении в поддержку облигаций Госзайма фининспектор вновь появляется, чтобы остаться ни с чем. Ведь выигрыш по облигациям не облагается налогом. Тяжба Маяковского с Мосфинотделом закончилась. Но провидение не перестало посылать поэту все новые и новые испытания.
Эпилог
Новость о самоубийстве поэта 14 апреля 1930 года в квартире на Лубянском проезде прозвучала как гром среди ясного неба. Увидеть Маяковского в последний раз пришло более ста пятидесяти тысяч человек. О том, насколько важен был для Маяковского его разговор с фининспектором, свидетельствует упоминание о выплате налога в прощальном письме поэта:
В столе у меня 2000 руб. — внесите в налог.К тому моменту большинство нэповских налогов было упразднено в ходе масштабной реформы. Доход государства формировался теперь не от налоговых сборов, а от перераспределения прибыли государственных предприятий. Поэт же до конца своих дней оставался верен условиям хрупкого перемирия, достигнутого однажды в споре с фининспектором.
Остальное получите с ГИЗа.
Маяковский так и не разбогател. Он оставил потомкам лишь огромное творческое наследие, судьба которого на тот момент была еще под большим вопросом.
' Заглавие — перефразировка эпиграммы Козьмы Пруткова:
«Вы любите ли сыр?» — спросили раз ханжу.
«Люблю, — он отвечал, — я вкус в нем нахожу».
'' ГУС — Государственный ученый совет. Руководящий научно-методический центр Наркомпроса РСФСР в 1919–1932 гг.